ЕрундовинаОн пробежал пальцами по клавишам и замер, оборвав мелодию резко, словно обрубив. Медленно и мягко, как иные касаются лба спящего возлюбленного, опустил ладони на клавиши и замер.
Шон поднял глаза от книги, которую читал, и с любопытством посмотрел на брата. Окна в Зеленой гостиной были распахнуты настежь. Теплый летний вечер врывался в комнату запахами скошенной травы, легким ветром с гор и взрывами смеха - в саду Ник, Рид и Джозеф играли в помесь футбола, волейбола и поло. Как угораздило Джозефа оказаться в этой компании, Шон понятия не имел, а Эрик так вообще готов был утащить племянника из этой свалки силком, лишь бы тот не повредил руки. Но настойчивость Ника взяла верх, и теперь он показывал класс в этой бессмысленной игре обоим сыновьям, оставив братьев Ренаров наедине друг с другом.
С тех пор, как появление на свет Джозефа помирило их, Эрик и Шон успели не то чтобы сильно сблизиться, но научиться относиться друг к другу с терпимостью и пониманием. Конфликта интересов у них больше не случалось - Эрик имел право общаться с любимым семилетним племянником, когда ему вздумается и готовить его к взошествию на престол. Конец лето и начало осени - так, чтобы даты попадали на день рождения Джозефа - Беркхарды все вчетвером проводили в загородном поместье Эрика. Гармония была достигнута, и Шон не мог этому не радоваться. С тех пор, как жизнь его вошла в счастливое ровное русло, он решил для себя, что конфликты в жизни необходимо свести к минимуму. В конце-концов, ему совершенно не на что было жаловаться - у него был муж, которого он любил больше жизни. Двое здоровых сыновей, послушных и многообещающих. В этом году, ближе к Новому году, Шон планировал вернуться к работе - Риду исполнилось пять, и можно было снова задуматься о карьере. В этой идеальной картине мира присутствие брата, забывшего о прошлой вражде, было очень к месту.
Эрик раздраженно пригладил листы партитуры и снова прошелся пальцами по клавишам.
- Что-то не так? - спросил Шон, закрывая книгу. Эрик был натурой творческой, и понять перепады его настроения простым смертным, вроде Шона, было тяжело. Но сейчас он, кажется, был чем-то сильно расстроен.
- Ерунда,- отмахнулся Эрик,- застрял на одном моменте пьесы, не могу придумать связку.
Шон пожал плечами. Вот уж чего-чего, а профессиональных советов в области музыки от него дождаться было сложно.
- Ты играл, и мне нравилось,- заметил он,- очень красиво.
Эрик раздраженно дернул плечом.
- Много ты понимаешь,- отрезал он,- как можно о музыке изъясняться такими банальными понятиями, как "красиво-некрасиво", "нравится-не нравится". Музыка она же как... она как кровь. Как воздух. Могут нравиться кровь или воздух? Красиво!
Он фыркнул, а Шон независимо пожал плечами.
- Ты всегда был музыкантом, а не поэтом,- ответил он, возвращаясь к своей книге. Эрик явно не был настроен на содержательную беседу. Подумаешь.
Эрик с презрительным "Ха!" снова уткнулся в партитуру, и некоторое время задумчиво чиркал в ней карандашом. Потом наконец, резко поднявшись на ноги - так, что банкетка упала с глухим стуком - схватил стопку бумаг, решительно подошел к распахнутому окну и широким жестом драматично выбросил ее в сад. Белые листы, кружась, опускались на ветви розовых кустов. Шон, отложив книгу, подошел к брату сзади, меланхолично проследил за траекторией полета бумаги, вздохнул. Внизу, прямо под окном, удивленно застыл Рид - он сжимал в руках мяч и во все глаза смотрел вверх на отца и дядю.
- Вы чего это там? - спросил он наконец.
Шону всегда казалось, что младшего племянника Эрик предпочитал не замечать. Его появление не вызвало у Эрика никакой реакции, и в своем доме он его терпел исключительно в качестве приложения к Джозефу, без которого не обойтись. Вот и сейчас он не удостоил маленького Гримма ответом и, оттолкнув Шона, отошел от окна. Шон оперся руками о подоконник и улыбнулся младшему сыну.
- Ничего, дорогой, дядя Эрик немного расстроился,- мягко пояснил он.
- Ну где ты ходишь?- рядом с Ридом из кустов появился Ник - запыхавшийся и раскрасневшийся. Он обозрел бумажный снег вокруг, поднял глаза на Шона. - Все в порядке? - поинтересовался он слегка напряженно. Шон знал - в доме Эрика Ник всегда чувствовал себя немного неловко, и такие вот порывы творческой натуры хозяина, неизменно ставили его в тупик.
Шон махнул рукой и снова улыбнулся Риду.
- Идите, играйте дальше,- проговорил он,- с Эриком я разберусь.
- Идем, пааап,- Рид, быстро забывший о непонятном инциденте, потянул Ника за собой, и тот подчинился, послав Шону последний вопросительный взгляд.
Шон прикрыл окно и наконец снова повернулся к Эрику. Тот сидел за роялем и постукивал пальцами по клавишам, словно примерялся - стоит ли надавить посильнее и заставить инструмент петь, и пока не решаясь этого сделать.
- Что на тебя нашло? - поинтересовался Шон, подходя к брата вплотную.
- Хочешь, я расскажу тебе одну историю? - вопросом на вопрос ответил Эрик. Шон, признаться, был не готов к излияниям брата, особенно учитывая его предыдущее выступление, но все равно кивнул и присел на банкетку рядом с ним.
- Это было тридцать... или тридцать два года назад,- нервные тонкие пальцы Эрика застыли над клавишами и опустились плавно, как листы партитуры,- и в то время я думал, что жизнь моя не имеет ровным счетом никакого смысла.
Шон коротко усмехнулся. Перебивать, конечно, было не вежливо, но он не сдержался.
- Ну конечно, единственный сын Георга Ренара, чья жизнь не имеет смысла,- выговорил он с обидой, которую сам от себя не ожидал, но отступать было поздно.
- Вот именно,- подтвердил Эрик спокойно, словно вмешательство в рассказ ничуть его не задело,- кто такой Георг Ренар знали все, а кто такой был Эрик Ренар? Сын Георга - и не более того.
Шон коротко кивнул - подобные чувства были хорошо ему знакомы. Сам он даже для собственного отца-омеги был всего лишь сыном Георга Ренара - причем сыном неполучившимся.
- Единственное. что получалось у меня действительно хорошо, это пение,- Эрик улыбнулся, и в улыбке его проскользнула минутная грусть.
- Я знаю эту историю,- снова не выдержал Шон,- ты говорил, что именно из-за этого занялся музыкой.
- Верно,- кивнул Эрик. Рояль под его руками на мгновение ожил. Сидя за ним, Эрик никогда не мог оставаться спокойным - он постоянно касался его, иногда наигрывал что-то бессвязное - так недавно живущие вместе люди никак не могут перестать касаться друг друга. - верно, но не совсем. Когда мне исполнилось тринадцать, случилось то, что происходит со всеми юными альфами в этом возрасте.
- Твой голос начал ломаться,- выговорил Шон.
- Мой голос начал ломаться,- подтвердил Эрик,- и вместе с ним - вся моя жизнь. Я не видел смысла просыпаться каждое утро. Я не видел смысла жить - не знаю, понимаешь ли ты меня.
- Более или менее,- кивнул Шон. Он понимал, что это такое - лишиться того, что составляло смысл жизни. Те два месяца между признанием Нику в своей сущности и тем, как они наконец воссоединились, были настоящим кошмаром.
- Я искал способ остановить этот процесс,- продолжал Эрик,- и кто-то посоветовал мне сходить к хексенбисту. Говорили, он сумеет сварить такое зелье, которое изменит набор альфа-гормонов и остановит этот ужасный процесс разрушения моего голоса. И я решился. Тот хексенбист был таким красивым. Я помню, как впервые пришел в его квартиру на Монмартре. Третий этаж, вид на реку. В комнате пахло травами и старыми книгами. Он приветствовал меня так, словно я был его старым другом - а я не мог на него налюбоваться. Он был такой миниатюрный, такой хрупкий, что я впервые в жизни подумал, что во взрослении нет ничего страшного, если позволено будет влюбляться в таких омег, как он. У него были такие волшебные зеленые глаза... А знаешь, как его звали?
Шон молчал всего мгновение.
- Мадлен Арени,- ответил он после паузы.
- Мадлен Арени,- подтвердил Эрик с полуулыбкой,- он был так мил со мной. Велел мне ничего не бояться. Мне было тринадцать лет, и я хотел всю музыку на свете посвятить ему одному. Он просил меня спеть, и, когда голос мой сорвался на высокой ноте, я думал, что умру от стыда. А потом Мадлен дал мне зелье, которое должно было повлиять на мои гормоны.
Он замолчал, и в комнате повисла тяжелая плотная тишина, словно вокруг братьев опустился стеклянный купол.
- Строго говоря, он не обманул,- продолжил Эрик,- это зелье и правда повлияло на мои гормоны. Врачи сказали моему отцу, что я никогда не смогу иметь детей. Но это было ничто по сравнению с тем, что голос ко мне так и не вернулся.
Эрик замолчал, и Шон вздохнул и покачал головой.
- Я тоже могу кое-что рассказать про Мадлена Арени,- заметил он после паузы,- когда восемь лет назад мой муж намекнул на то, что неплохо бы организовать в новом доме детскую, я думал, что с ума сойду, пока придумывал, как сообщить ему, что после сорока лет приема зелий я едва ли смогу родить ему детей. Мадлен Арени был настоящим мастером своего дела, ему не повезло лишь один раз - когда от Георга Ренара он произвел на свет сына-омегу.
Они снова замолчали, и Эрик, почти не замечая этого, наигрывал негромкую минорную мелодию.
- Почему ты заговорил об этом сейчас? - наконец спросил Шон.
- Я наблюдал за твоими детьми,- отозвался Эрик, и музыка теперь звучала все настойчивей и громче,- и думал о том, что это могли бы быть и мои дети.
- Они и так тебе не чужие,- пожал плечами Шон,- Джозеф так вообще видит в тебе чуть ли не идеал во плоти.
Эрик усмехнулся.
Шон, понимая, что добавить ему к сказанному, в сущности, нечего, собирался было похлопать брата по плечу или даже обнять в знак поддержки, но дверь гостиной отворилась, и на пороге появился Джозеф.
- Я не помешал? - спросил он с учтивостью, которую от семилетнего мальчика ожидать было сложно.
- Нет,- покачал головой Шон,- но я думал, ты играешь с папой и братом.
- Мне надоело,- отмахнулся Джозеф,- гриммам - гриммово, а я-то не гримм.
- Слава богам,- Эрик оставил в покое клавиши и улыбнулся племяннику.
- Я думал, может, дядя Эрик поучить меня играть?- продолжал Джозеф, в упор глядя на дядю,- у него так красиво выходит, я тоже хочу.
Шон с сомнением посмотрел на брата. К своему роялю он даже настройщика подпускал только под собственным пристальным надзором. Даже Шону не разрешалось касаться клавиш.
- Если твой папа подвинется,- легко согласился Эрик, и Шон поспешил встать с банкетки. Джозеф быстро занял его место и с благоговением посмотрел на черно-белый ряд клавиш. - слушай внимательно, мой мальчик,- Эрик мягко погладил Джозефа по темным волосам,- в гамме семь нот, и мы начнем с тональности ми-минор. Ставь пальцы сюда...
***
Шон вышел в сад и несколько секунд постоял под лучами заходящего солнца, жмурясь и вдыхая разливающуюся в воздухе вечернюю прохладу. Покой его, однако, длился не долго. Неся подмышкой смеющегося и извивающегося Рида, рядом с ним появился Ник.
- А куда Джо делся? - спросил он, перехватив сына так, что теперь он сидел у него на руках, обхватив шею,- не по душе ему наши гриммовские развлечения.
- Я гримм! - заявил Рид гордо прямо Нику в ухо.
- Конечно, гримм,- согласился Шон, погладив его по ноге, потом улыбнулся Нику,- он с Эриком. Они друг в друге души не чают.
Ник нахмурился.
- Пытается переманить нашего сына? - спросил он, стараясь придать своему тону оттенок шутки.
- Не говори ерунды,- Шон быстрым жестом растрепал сперва волосы сына, потом - мужа,- он его любит, а любящих тебя людей никогда не бывает слишком много.
Ник улыбнулся.
- Мне бы вот хватило и тебя одного,- заметил он. Рид, включившись в ситуацию, дернул Ника за волосы,- и тебя, парень, конечно,- поспешил заверить сына Ник.
- У Эрика нет такого прекрасного омеги, как у тебя,- напомнил ему Шон,- и знаешь, что я подумал? Что если приехать сюда ближе к зиме? Скажем, в начале декабря - на мой день рождения? Всегда мечтал о дне рождении в замке.